DARK BLESSING

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DARK BLESSING » ФОРУМНОЕ [I'll return from darkness] » магдалена [delirium]


магдалена [delirium]

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

~ ИМЯ, ФАМИЛИЯ, ВОЗРАСТ
Magdalena Haloway, Магдалина Хэлоуэй. Предпочитает, чтобы ее называли Лина.
~ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, СТОРОНА
Житель Дикой местности, участница сопротивления.
~ ОСНОВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Никто и никогда не догадывался, что маленькая, напуганная окружающим миром, Лина станет участницей сопротивления. Что всего-навсего несколько слов и один очень особенный парень способны изменить ее настолько, что она сможет отказаться от всего, что знала, пожертвовать своей привычной жизнью и возненавидеть так сильно, что сложно дышать.
Я росла в семье, запятнанной настолько, что была готова натягивать картонную коробку на голову, чтобы не видеть всех тех косых взглядов в мою сторону, осторожного шепота с разных сторон и сочувственных взглядов своей тети, которая, на самом деле, не чувствовала ничего подобного ко мне. Она просто не могла чувствовать.
Но, тогда я была уверена, что нас защищают. День за днем я ждала своей процедуры исцеления, боясь лишь одного: не стать, как она, не повторить ту же ошибку, быть нормальной, нормальной, нормальной. Не упасть в пропасть любви, как это сделала она, моя мать.
О таком не говорят в приличных семьях за ужином. Скорее, рассказывают по телевизору в сводке новостей, оставляя на самый конец, чтобы впечатление осталось неизгладимым, а в вашем сознании еще несколько дней пылало слово: «Самоубийца».
Ее пытались излечить несколько раз, но болезнь все равно не отступала. Она вцепилась в нее мертвой хваткой, и даже врачи не знали, в чем дело. Они говорили, что надежды нет, что она безумна, но я помню ее совсем другой: жизнерадостной и веселой, играющей и танцующей. Она постоянно напевала себе под нос, даже не замечая этого, и любила до самой смерти. Так она избежала своего исцеления.
Раньше я думала, что это именно болезнь подтолкнула ее к краю обрыва, который снился мне с того самого дня, когда мне сказали, что ее больше нет. Возможно, тогда я даже ненавидела ее, но по большей части, делирию, которая затуманила ее разум, и всего несколько фраз, которые никак не выходят из моей головы: «Я люблю тебя. Помни. Они не смогут это отнять».
Итак, я ненавидела делирию, и то, что она сделала со мной и моей семьей. Из-за нее мне приходилось обременять тетю и ее семью, из-за нее мне снились эти ужасные сны, и именно из-за нее я потеряла свою мать. Я хотела исцеления больше всего на свете, пока не встретила Алекса.
В день моей эвалуации, в самый ответственный момент моей жизни, я думала о маме. Она всегда была со мной, даже когда я отгоняла ее прочь, она все равно возвращалась и нашептывала мне, куда свернуть. Может, именно она подсказала мне тогда завалить свою эвалуацию, когда я говорила «серый» вместо «синий», пыталась объяснить эвалуаторам, что история о Ромео и Джульетте – прекрасна, и что на самом деле там есть что-то, чему нам следует научиться. Но, слава богу, именно в этот момент заразные решили устроить небольшой бунт, и я была спасена от провала. Они впустили стадо коров в лаборатории, написав на их боках: «НЕ ИСЦЕЛЕНИЕ. СМЕРТЬ». Я спряталась за операционным столом, а потом увидела на балконе его. Он смеялся. И подмигнул мне.
Тогда я подумала, что он заразный, жутко испугалась, но все равно никак не могла выбросить из головы его тихий смех и то, как он подмигнул мне. Как будто бы у нас теперь есть какая-то общая тайна.
А еще у меня была подруга, Хана. И именно она была той, кто не боялся высказывать свое мнение во весь голос, пусть даже за закрытой дверью, но она рассуждала о свободе выбора, о процедуре, и ставила под сомнения такие вещи, в важности которых я никогда не смела бы сомневаться. На следующий день после моей неудавшейся эвалуации, мы отправились на пробежку, и она завела нас на охраняемую территорию лабораторий. Охранялась она тем парнем, что был тогда на балконе. Оказалось, что он никакой не заразный, а очень даже исцеленный, ему девятнадцать и он учится в колледже. А самое главное, я знала, что он лжет, когда говорит, что не видел меня прежде.
Но, когда мы идем полюбоваться видом на Глухую бухту, он признается мне так, чтобы Хана не заметила, и зовет на встречу вечером.
Я не могла не думать об этом. Рискнуть не вернуться домой после комендантского часа ради встречи с малознакомым исцеленным парнем кажется ужасной идеей, худшей из всех, что когда-либо появлялись в моей голове. И все же, я пошла. Но тогда я опоздала из-за регуляторов, остановивших меня. Я смирилась с тем, что больше не увижу его, но было еще слишком рано ставить точку. Это стало лишь началом.
Больше всего на свете я боялась всего запрещенного. Даже больше, чем заразиться делирией, пожалуй. А Ханна однажды покывает мне один из запрещенных сайтов, и зовет на вечеринку, и при этом в ее глазах такой энтузиазм, что мне хотелось встряхнуть ее хорошенько, но тогда я лишь развернулась, и ушла, оставив ее наедине с опасными мыслями. Но у меня был адрес той вечеринки и время. И слова Ханы, обвиняющие меня в бесчувственности и чем-то еще, определенно присущем только исцеленным. Это было мое первое серьезное нарушение правил. Я попала на ту вечеринку, и это было удивительно. Десятки подростков, мальчики и девочки бок о бок, все вместе двигаются, касаются друг друга, смеются, кричат, не боясь быть замеченными. Делирия повсюду, и мне стало страшно настолько, что я бежала оттуда так быстро, как только могла, едва убедившись, что с Ханой все в порядке. Тогда-то он и нашел меня. Странно, что я узнала его так скоро, ведь видела всего несколько раз в своей жизни и была очень напугана. Но, он заставил меня успокоиться. А еще мы танцевали. И я согласилась встретиться с ним еще раз.
Исцеленный. Я думала, что в безопасности с ним, что не смогу заразиться. Но он признался мне, что на самом деле его шрам – всего лишь подделка, что на самом деле он из Дикой местности, что он – заразный. И снова я бежала, не оглядываясь, подальше от собственных пугающих чувств, от запрещенного, к спокойствию, к порядку, к безопасности.
Я прошла повторную эвалуацию, набрав приличное количество балов и получала поздравления от своей семьи, но не чувствовала радости. Я была обманутой, околдованной и чувствовала, что нуждаюсь в процедуре, как никогда. Я считала дни до заветного дня, стараясь выбросить из головы Алекса, сосредотачивалась на работе и домашних делах.
Так было, пока Хана не пригласила меня на очередную вечеринку, и пока я не узнала, что в этот день будет проводиться ночной рейд. Я бежала, сломя голову, чтобы предупредить ее, найти и отвести в безопасное место. Но я успела лишь сказать ей бежать, когда все началось – регуляторы с собаками, беспощадные челюсти, дубинки, которыми они били спасавшихся, повсюду кровь, смерть, страх. Огромная собака укусила меня за ногу, и я уже приготовилась не вернуться домой, когда Алекс нашел меня и вывел. Мы спрятались в сарайчике, почти невидимом ночью, и он помог мне с раной.
В ту ночь я узнала, что такое настоящая делирия. Почему ее называют самой смертоносной болезнью из всех. Почему ты не замечаешь, как она убивает тебя. Но мне было наплевать, если меня посадят в Крипту, если меня будут считать чокнутой или покажут по телевизору в рубрике «Разыскиваются». Я любила его. И теперь понимала свою маму. То, как она не хотела отпускать свою любовь, теперь стало чувством, преследующим меня везде.
Я стала видеться с ним каждый день, и о нас узнала Хана. Он рассказывал мне о Дикой местности, о заразных, о Сопротивлении, а я была словно книга с пустыми страницами. Он наполнял меня, и я хотела, чтобы наше лето никогда не заканчивалось.
С Алексом я узнала, что она жива.
Меня обманывали все эти годы. Моя мать сидела в Крипте за свои преступления. Но она сбежала.
И я сбегу. Алекс показал мне Дикую местность, и это было так потрясающе, когда мы лежали на кровати в его тесном трейлере и читали запрещенные книги, что тогда я точно решила: я уберу отсюда, отправлюсь на край света, подальше от этого кошмара, где мне сулит жизнь без Алекса, без любви.
Последней каплей стал выбор моего будущего мужа. До процедуры оставалось всего ничего. И тогда мы запланировали побег.
От девочки, боявшейся одного слова «заразные», не осталось ничего. Теперь я знала, что нам бессовестно врут, уверяя в благополучии, которое мы получим после процедуры. Оно не стоит ничего, потому что после исцеления я даже не смогу оценить его или разделить с кем-то. Я не хотела быть роботом. Я хотела жить.
Но нас поймали. Откуда-то они узнали о том, что мы планируем сбежать, что тайно встречаемся в заброшенном доме, что любим друг друга до беспамятства. Я навсегда запомню укоризненный взгляд своей тети. Должно быть, так она смотрела и на маму, не с ненавистью, не упрямо и не вопрошающе. Просто укоризненно и немного с жалостью. Тогда лишь один человек был на моей стороне – маленькая Грейс, не говорившая никому ни слова, отвлекла их, когда я пыталась сбежать к Алексу, ждущему меня под окном.
Мы мчались на старом мотоцикле, пытаясь убежать от регуляторов, преследовавших нас от самого моего дома. Наша цель – Дикая местность. Только вместе. Только так.
Я никогда не хотела, чтобы все закончилось по-другому.
Мы были уже почти у самого забора, и они начали стрелять. Алекс остановил мотоцикл и слез, я следовала его примеру. Я думала, что мы побежим, несмотря на риск.
Он все придумал за меня. Взял с меня обещание, что я не обернусь, и не буду ждать его, а он пообещал, что будет прямо за моей спиной.
Я сделала все, как он сказал: запрыгнула на мотоцикл, дождалась, пока он сядет позади меня, до упора выжала газ и терпеливо ждала сигнала. И когда он последовал, я прыгнула, а мотоцикл врезался в забор, обесточивая его.
Я перелезла через ограждение, но не сдержала своего обещания. Я обернулась, и Алекса не было позади. Он стоял по ту сторону забора, крича мне бежать. Регуляторы окружили его, и вряд ли была какая-то надежда на спасение.
И я побежала, едва понимая, что произошло. Алекс не вернется. Он обманул меня.
Теперь я присоединилась к Сопротивлению, чтобы мстить за все: за маму, за Алекса, за свою сестру Рейчел, за Хану, за всех, кто стал жертвой процедуры. Теперь я понимаю, насколько важно для человека жить с любовью в сердце, хотя порой ко мне приходит мысль о том, что они, может быть, правы.
Амор делириа нервоза. Самая смертоносная из всех смертоносных болезней.

~ СВЯЗЬ С ВАМИ
604644676.

2

Непонятно каким образом среди всего этого топота и криков я слышу у себя над головой смех, смех недолгий и мелодичный, как будто кто-то сыграл два-три аккорда на пианино.
Галерея. На галерее стоит парень и наблюдает за хаосом, который творится внизу. И — смеется.
Как только я поднимаю голову, его внимание переключается на меня. У меня перехватывает дыхание, я как будто вижу его в объектив фотоаппарата, и мир на это короткое мгновение щелчка затвора перестает существовать.
У него золотисто-каштановые волосы, как осенние листья в ту пору, когда они только начинают опадать, и глаза яркого янтарного цвета. Я вижу его и сразу понимаю, что он один из тех, кто устроил все это. Я знаю, что он живет в Дикой местности, знаю, что он — заразный. Страх сдавливает мой желудок, я открываю рот, чтобы закричать — сама не знаю, что именно, — и в этот момент он едва заметно кивает мне… И я не могу произнести ни звука. А потом он делает нечто совершенно неправдоподобное.
Он мне подмигивает.

Я не смогу забыть момента, когда впервые увидела тебя на балконе в день своей эвалуации. Свобода лучилась изнутри тебя, словно вокруг нас не было стен, и во всем мире их для тебя не существовало тоже. Не было высоких заборов, тянущихся вверх; с каждым днем растущих ограждений. Те несколько секунд, когда я смотрела в твои глаза, запечатлелись в моей памяти с пометкой «навсегда». Среди беспорядка, учиненного заразными в тот день, я смогла заметить тебя, и больше никогда не забыть.
Каждый раз, когда мы виделись, я открывала в тебе что-то новое: от странного цвета шнурков до очаровательной привычки раскачиваться с пятки на носок, потом робость его поцелуев, невозмутимость перед опасностью, насмешка в лицо смерти.
Ты родился и вырос в Дикой местности, среди бескрайних просторов и недоступной для других свободы, но с ужасным знанием в себе: война всегда будет преследовать тебя – война против чувств, которые ты никогда не захочешь отдавать. Твои родители умерли, и заразные воспитывали тебя все вместе, для каждого ты был сыном. Наверное, это повлияло на твой характер: всегда знаешь, что делать, всегда спокойный и рассудительный. В десять лет ты переселился в Портленд, чтобы вырасти среди цивилизации и быть полезным Сопротивлению. Но город – самое ужасное, что могло случиться с тобой. Всюду запреты, ограждения, бетонные стены, на которые приходится натыкаться снова и снова. И люди с пустыми глазами, не знающие, что такое сочувствие и любовь. Клетка – вот что для тебя город, который для исцеленных всегда был добрым и уютным убежищем. Ты жег руководства, учебники, книги. Злость – на правительство, на тех, кто отправил тебя сюда, на самого себя – она съедала тебя изнутри, и ты часами бродил вдоль границы, жалея о том, что потерял свободу. Но вместе с этим были и достоинства – знания, которые можно было получить, пусть и только из разрешенного списка литературы.
Ты рассказывал мне о птицах. О тех, которые свободны – могут пересечь любые границы, нигде не останавливаться и лететь к самому солнцу, пока оно не начнет опалять их крылья.

— Когда я впервые увидел тебя возле Губернатора, я уже много лет не наблюдал за птицами у границы. Но ты мне о них напомнила. Ты прыгала, выкрикивала что-то, у тебя распустился хвостик. И ты была такая быстрая… — Алекс трясет головой. — Мелькнула и исчезла. Точно как птичка.

В тот день проводилась запрещенная вечеринка, и мы сидели в сарайчике около заброшенной фермы, ты спас меня от регуляторов, проводивших рейд. Я – с раненной ногой, и твоей футболкой, пропитанной кровью, на моей ране. В крошечном помещении стоял резкий запах спирта и краски, а я не могла удержать свое сознание от боли, но слушала твой рассказ, не обращая внимания ни на что. Мне было так хорошо и так страшно одновременно, и я думала, что рана совсем плоха, раз уж я не могла разобраться в собственных чувствах, потому что всегда было лишь смирение, а теперь я иду наперекор ему, навстречу своей зараженной матери и ее судьбе. А ты просто сидел и выворачивал передо мной душу наизнанку. Я ничего не могла с собой поделать, я могла бы ответить тебе «Да» на любой из вопросов, о чем бы ты не попросил.

— Здесь все живут как во сне. Люди здесь спят уже много лет. А ты, ты не спала, ты жила… — Алекс переходит на шепот и закрывает глаза, потом снова их открывает и продолжает: — Я устал от спящих людей.

Мир рушился на глазах, и в его центре раз за разом оказывался ты. Я видела перед своими глазами страшные картины, как делирия ломала жизни людей, лишала их всего дорогого, как жестоко наказывала, если они не хотели принимать исцеление. Я не хотела такой судьбы. Но еще я не хотела своей судьбы без тебя. Я пыталась прислушаться к голосу рассудка, голосу, звучащему во мне, как школьные учителя, как мои исцеленные родные, как руководство ББС. Но ты протягивал ко мне руки, заглушая их, а я не знала, как реагировать на то, что я чувствую.

— Позволь, я покажу тебе, — говорит Алекс.

Пожалуй, я не хотела бы узнать о настоящем чувстве ни с кем, кроме тебя. То, какой необузданной я чувствовала себя, находясь рядом, я не могла этого скрывать. Около шестидесяти дней до моего исцеления, вечность – у тебя. Мы оба думали об этом, но никогда не озвучивали эти мысли вслух, просто потому что имели разные версии насчет этого. Ты думал, что оставить меня будет благороднее, потому что я не заслуживаю жизни в бегах, но и исцеление – тоже не для меня. Я же отдавала свою судьбу в твои руки, хотела прожить долгую, счастливую жизнь рядом с тобой, и в восемьдесят быть влюбленной в тебя так же сильно, как и сейчас.
Ты брал меня с собой в Дикую местность. Раньше я думала, что это – всего лишь миф, старая сказка на ночь, которую рассказывают своим детям родители, пугая их. Но, даже не смотря на это, я всегда думала, что это правда. Мне хотелось верить, что там, за бескрайними просторами водной глади, есть люди, живущие своей жизнью. И тогда я узнала это наверняка. Мы читали запрещенные книги и любовались россыпью звезд на темном ночном небе. Свободном небе.
Совсем немного оставалось до моего исцеление, и мне подобрали пару. Наверное, тогда я приняла самое важное и самое правильное решение за всю свою жизнь – я решила бежать с тобой.
Но все пошло совсем не так, как планировалось – кто-то рассказал регуляторам о нашем плане, и меня поймали, заперли в своей комнате до проведения преждевременной процедуры. Но мое сердце не могло находиться так далеко, не зная, что с тобой. Я подговорила свою подругу, Хану, передать тебе весточку, и мы снова сбежали.
Это была сумасшедшая ночь, худшая из всех, что у меня когда-то были. Мы, на старом мотоцикле, который тебе удалось раздобыть невесть где, за нами несколько патрульных машин, всюду мигалки, регуляторы что-то орут в громкоговорители, но я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца и рева мотора. Я не хочу слушать их угрозы. Ты – как всегда собранный, с готовым планом Б. Мы добираемся до самой границы, и тогда они открывают огонь. Нам приходится остановиться, окруженные регуляторами. Ты говоришь мне бежать после своего сигнала и обещаешь, что будешь прямо за моей спиной, что мы выберемся оттуда.
Я всегда верила тебе, но на этот раз ты обманул.

Он смотрит на меня через клубы дыма, сквозь заграждение. Он ни на секунду не отрывает от меня взгляд. Его волосы как корона из листьев, как венец из терна, как огонь. Глаза его сияют, в них больше света, чем во всех городах мира, больше, чем могут сотворить люди за миллиард лет.
А потом он открывает рот и беззвучно кричит мне одно последнее слово.
Это слово: «Беги».

Я сбежала. Трусливо, поджав хвост, а потом уверяла себя, что ты так хотел этого. Чтобы я не вернулась за тобой, чтобы побежала, не оглядываясь.
Я думала, ты погиб. Эти бездушные убийцы в белых костюмах, они, должно быть, пристрелили тебя на месте.
Но они поступили, наверное, даже хуже. Тебя заперли в Крипте, на долгие месяцы. Это было еще хуже, потому что твой отец, Уоррен, умер в тюрьме. Все, рано, или поздно, умирают там, в агонии, которую невозможно выразить криками или словами.
Но нашелся кое-кто, помогший тебе выбраться. Хана, моя единственная и лучшая подруга. Она была той, кто сдал нас тогда и той, кто помог тебе добраться до меня снова. Она уже исцелена, но лекарство не подействовало на нее, как и на многих, некогда заразившихся. Вы оба бежали в Дикую местность, и ты искал меня среди десятков лагерей Сопротивления, пока я поливала слезами твою воображаемую могилу, силясь забыть.
И вот, ты вернулся. Все тот же Алекс с янтарными глазами, но они уже не горят тем живым огнем. Крипта меняет людей. Ты нашел меня, но на твоем сердце прибавилось незаживающих шрамов, как и на твоем лице. Не знаю, хватит ли моей снова разгорающейся любви, чтобы исцелить тебя.

«Delirium» by Lauren Oliver

3

   Холодная трава под моими голыми руками щекочет кожу, и меня пробирет дрожь всякий раз, когда очередной порыв прохладного ветра ерошит мои волосы, разбросанные по земле. Я представляю, как буду еще несколько дней вытаскивать их них мелкие кусочки грунта и травинки, но это не пугает меня. Неудобства, постоянная близость с природой – другая сторона монеты при жизни в Дикой местности. Я почти тоскую по удобным стерильным ваннам в моем старом доме, вкусной еде и теплой кровати. У меня есть миллион причин, почему жизнь там – лучше, безопаснее, надежнее. Там остались мои друзья – или, если быть точнее, всего одна подруга, – тетя, сестра, маленькая Грейси. Я бы многое отдала за то, чтобы увидеть ее еще хоть раз, узнать: заговорила ли она с кем-нибудь? повзрослела? Я бы хотела сказать ей спасибо за то, что помогла сбежать, и ужасаюсь при мысли, что это могло навредить ей.
   Миллион причин, почему я должна хотеть вернуться к той жизни, и всего одна – почему я не могу. И она срывает все иллюзии цивилизованного мира всякий раз, когда решение вспыхивает в моих мыслях. Чтобы не сбежать от этого сложного, запутанного мира войны, боли и несчастий, я говорю себе:
   Это – не жизнь. Существование в ожидании дня, который превратит тебя в чьего-то раба. Вот и все.
   Я сразу начинаю вспоминать правила, преследовавшие меня на каждом шагу в Портленде – не ходи туда, не говори с теми, не читай того. Повсюду: нельзя, опасно, запрещено… Я с ужасом вспоминаю о том, что могла подчиняться им.
   Но и здесь тоже есть свои правила, которые, в основном, основаны на выживании. Не подходить близко к забору – убьют регуляторы. Не забираться слишком глубоко в чащу – загрызут дикие животные. Не заходить на территории других хоумстидов и лагерей – можно попасться Стервятникам и снова найти свою смерть. Жизнь здесь окрашена красным цветом крови, но она – настоящая. Реальная свобода, я даже могу ощутить ее вкус. Она как ветер, свежая родниковая вода и запах озона после дождя.
   А еще свобода напоминает мне о девушке, лежащей со мной рядом. Эффи Саманд – шумная, протестующая, как вихрь в воздухе. Находясь с ней рядом, я ощущаю себя свободной, потому что она сама не сомневается в этом, и ее уверенность передается мне. Если бы у меня спросили: «кто смог бы устроить восстание одним своим взглядом?», я бы ответила, что это Эффи. Она прорвется через любые двери, перелезет через все стены и преодолеет все преграды, чтобы заполучить свою свободу и мир, где никто не будет закрывать ей рот ладонью из-за одного слишком громко сказанного слова, где не будет пут вокруг ног и рук, не позволяющих заходить слишком далеко. Она хочет весь мир у своих ног, а мне почему-то хочется помочь ей заполучить его.
   Я слушаю шум листвы деревьев, возвышающихся над нами, как огромные великаны. Раньше я нигде не видела таких деревьев – в парках они были аккуратными и небольшими, а старые дубы и сосны росли только поодиночке. Яркое весеннее солнце слепит глаза, и я закрываю их. Это немного странно – видеть так много нового вокруг себя и понимать, что однажды к этому можно привыкнуть: и к невкусной еде, которая после долгого дня кажется мне божественной пищей; и к отсутствию водопровода, особенно, когда я становлюсь настолько грязной, что мне все равно, где мыться; и к тяжелой работе, что нам приходится выполнять. Но я знаю, что совсем скоро планируется вылазка в город, и в этот раз я точно напрошусь с ними. Мне надоело бездействовать, я хочу сделать что-нибудь, хоть что-нибудь незначительное, что бы приблизило нас к развязке это затянувшейся негласной войны.
   - Эй, ты там как? – зовет Эффи, видимо, решив, что я собираюсь уснуть прямо здесь, на жесткой земле. - Я тут подумала, может снова попытаться? Сбежать, прикинуться исцеленной и жить по своим правилам, - она села, уставившись на меня так, будто просила совета. - Быть обычным подростком, вести разгульную жизнь. И, может быть, когда-нибудь, принять то, чего меня хотят лишить.
   Я даю себе всего одно мгновение, чтобы подумать над этой перспективой, и в голове сразу же проносятся образы – я прохожу процедуру, учусь в колледже, выбираю себе мужа… только вот его лицо почему-то – лицо Алекса. Я прогоняю его, запечатывая дальше в своем сознании, и неосознанно злюсь то ли на Эффи, то ли на саму себя.
   - Они сразу же поймают тебя и сунут под нож, - говорю я, приподнимаясь на локтях. – Я не уверена, что ты хочешь лишиться всех своих эмоций разом. Хотя, я даже не уверена, что исцеление подействует на тебя, - улыбаюсь я краешком губ, склоняя голову набок.
   И тогда я слышу этот шум – как будто чьи-то шаги, совсем близко от нас. Инстинктивно я вскакиваю на ноги, хотя следовало бы не показываться. Чертыхаюсь про себя, потому что привлекаю внимание. Все-таки, уроки выживания не прошли даром, я начинаю чувствовать себя солдатом, прислушивающимся к каждому шороху. Но сейчас я была настолько  поглощена этим прекрасным местом и собственными мыслями, что даже не услышала, как совсем близко к нам вышагивает… кто? Стервятник? Неужели и вправду? Я была уверена, что мы не зашли так далеко, просто прогуливаясь по окрестностям, я доверилась Эффи, и она выбирала маршрут. Я уже хотела схватить ее за руку и потащить прочь, но она выкрикивает:
   - Ох, такие люди да без охраны?
   Если честно, мне хотелось накричать на нее, обозвать идиоткой, а потом еще раз накричать. Это же Стервятник, а она собралась… флиртовать с ним? Я наблюдаю, как она совершенно по-девчачьи закусывает нижнюю губу, выпрямляет спину, пытается казаться более женственной, даже сама того не замечая. Мысленно я уже копаю нам могилы.
   - Что ты творишь? – шиплю я так, чтобы Стервятник не услышал. Пристально наблюдаю за ним. Примерно нашего возраста, симпатичный, сильный, но… Стервятник.
   За поясом джинсов у меня есть нож, и я как можно менее заметно достаю его, зажимая в руке. Если потребуется, я смогу отразить его атаки, хотя, скорее сама получу пулю в лоб или встречусь с каким-нибудь еще любимым видом оружия Стервятников.
   Я пытаюсь потянуть ее за край футболки, но она упорно не замечает меня, фокусируя свой взгляд только на нем. Кажется, Эффи только что заново изобрела любовь с первого взгляда, и в ее случае она называется «убей меня с первого выстрела». И этот вид любви – определенно болезнь.

4

   Я просто стою там с разинутым ртом, по-прежнему крепко сжимая рукоятку ножа. Рука напряжена настолько, насколько и мои нервы, но на мгновение я совершенно дезориентирована. Это просто удивительно, как такая маленькая, на вид безобидная девчонка, может смотреть в лицо своей опасности, дарить ей одну из своих самых наглых ухмылок, и при этом еще не получить пулю под ребра.
   Когда стервятник схватил Эффи, я думала, что все пропало. Его палец вот-вот нажмет на курок. Мы не вернемся в лагерь, больше не увидимся со своими друзьями-товарищами по несчастью, не сделаем больше ничего привычного для себя. И никто не узнает, что стервятник убил нас ради забавы, в то время как Эффи просто приспичило изобразить из себя крутую девушку из сопротивления. Это выглядит как их личные препирательства, но на самом деле, все намного серьезнее. Он бы не отнесся так к нам, если бы не вражда наших сторон. Если бы стервятники не были поклонниками таких радикальных мер, мы бы оказались по одну сторону баррикад, и этого глупого спора даже не возникло бы. Но причина относит нас еще дальше – если бы не правительство, то у нас даже не было бы нужды изображать опасных парней с оружием. Обычная, спокойная жизнь шла бы своим чередом день за днем. Нас бы ждала школа, колледж, работа, семья, дети. Я часто представляла, как у меня есть нормальные друзья, и по субботам мы бы собирались, чтобы выпить вина и поболтать о своих проблемах, во весь голос смеяться и не оглядываться назад, в поисках людей в белых костюмах.
   Ну, а пока что мне приходится стоять и активно работать мозгами, пытаясь придумать, как мне пустить свое оружие в ход так, чтобы Эффи не пострадала. Я могла бы швырнуть в него нож, но моя меткость хромает, да и времени, чтобы выстрелить, перед тем как успешно уклониться, у него будет предостаточно. Особенно, учитывая то, с какой скоростью он схватил девушку. Получается, у меня нет никакого шанса победить его. Но должно же быть хоть что-нибудь, что могло бы спасти нас.
Но, если ему просто хотелось убить нас, он бы уже давным-давно сделал это. У него было столько шансов: когда Эффи с головой выдала наше присутствие, когда я присоединилась к ней, и даже сейчас. И все же, он не сделал этого, значит, у него другие планы. О некоторых версиях мне даже не хочется задумываться.
   Страх сковывает мое тело и мысли, я не могу придумать ни одного достойного ответа или фразы, что вывело бы его из равновесия. Бессилие – самое ужасное, что может быть. Я никогда не хотела оказаться в такой ситуации, когда мне придется выбирать, принимать какое-то важное решение, и от него будет зависеть очень многое. Я всегда предпочитала оставаться в стороне, наблюдать за порхающими бабочками и думать о высоком. И вот она – суровая реальность, накрывающая меня с головой.
   И Эффи выдвигает свое предложение. Конечно, для нее это не значит столько, сколько для меня. Я не раз оказывалась в подобных ситуациях, когда вся жизнь зависит от одного маленького шажка, но привыкнуть к ним никогда не смогу. И там более не знаю, когда мне удастся вести себя естественно и непринужденно, когда моя подруга находится под прицелом. Но, Эффи это удавалось, кажется без видимых проблем. Я с трудом удерживаю свою челюсть на месте, когда она начинает поглаживать его ногу, как будто они давние знакомы со своими интимными историями в прошлом. Но у нее не может быть ничего общего со стервятником, так что это просто ход, который она делает в ответ ему. Я, видимо, в этой игре лишняя.
   Но меня всегда поражало, насколько тело не подчиняется нашему разуму. Я ведь сама была влюблена, и эти ощущения не сравнятся ни с чем. Подруга незаметно подмигнула мне, но спокойствия во мне этот жест не вызвал, я с напряжением наблюдала за лицом стервятника, пока мне, наконец, не надоедает. Ну сколько можно бояться?
   Итак, я принимаю сторону Эффи. Расслабляю руку и переношу свой вес на одну ногу, чтобы казаться как можно менее испуганной и напряженной. Прищуриваюсь, вспоминая, как это делали мои знакомые зараженные, отличающиеся особо хамским поведением. Небрежно поигрывая рукояткой ножа, я ухмыляюсь, не так нагло и обворожительно как Эффи, наверное, но все же, вполне правдоподобно.
   Возможно, все будет выглядеть так, как будто две девушки задумали какой-то план, и разгадать его своим маленьким мужским умишком стервятнику не под силу. Мы – две очаровательные не исцеленные, забредшие в густую чащу, а он – стервятник с каким-то жалким пистолетом. Заряженным и готовым стрелять, но это ничего.
   - Тебе стоит бояться ее, Стервятник, - протягиваю я, незаметно делая глубокий вдох, чтобы успокоить дрожащий голос. – Может, мне уйти и не мешать вам, ребята? - Кажется, у меня открывается талант актера. Хотя, скорее всего, последняя фраза была лишней, очень лишней. Я почти уверена, что у меня такой же открытый и невозмутимый взгляд, как у всех тех сумасшедших смельчаков, которые лезут на рожон, а потом вылезают сухими из воды. Или, оказываются в воздухе подвешенными за две ноги.
   Но нам обязательно повезет. Просто не может быть иначе. Такой глупый способ чтобы умереть – перебраться через границу, пережить нападения регуляторов, и быть убитой посреди зарослей кустарника каким-то первым встречным стервятником. Ни за что.

5

I’m waking up
I feel it in my bones
Enough to make my systems grow

   Повсюду слишком много людей. Я оглядываюсь по сторонам, хотя и стараюсь делать это как можно реже. Всматриваюсь в лица, боясь увидеть кого-нибудь знакомого. Уже представляю, как буду прятаться за чьей-нибудь широкой спиной, увидев тетю Кэрол или свою сестру. Но они ведь в Портленде, даже такой важный митинг не мог привести их сюда, потому что они не члены АБД и даже не большие фанатики исцеления. Но, кто знает, как много изменилось после моего побега? Кроме того, здесь могут быть учителя из моей старой школы, бывшие одноклассницы, соседи, или даже Эндрю, постоянно колупающийся в носу помощник из магазина, где я работала. Меня узнают и посадят в тюрьму. Или исцелят. И все будут рукоплескать, потому что была поймана еще одна девушка, запутавшаяся в себе и выбравшая неверную дорогу. Но мы же поможем ей найти верный пусть в этой жизни, подарив исцеление. Сделаем из нее еще одного бездушного зомби.
   Я пытаюсь разгладить складки на своей футболке. Странно надевать новую одежду после нескольких месяцев в Дикой местности, где никто особо не заботится о чистоте и красоте. Запускаю руку в распущенные волосы, прикрывая неаккуратный шрам в виде треугольника, чтобы никто не смог увидеть его и усомниться в подлинности. Хотя, многие женщины специально носят короткие стрижки или забирают волосы назад, как бы хвастая своим исцелением. А я радуюсь своим длинным волосам, потому что ими можно скрыть эту уродливую, но необходимую метку.
   Нужно успокоиться, но в глаза все время бросаются белый и красный цвета – символика АБД повсюду, а прямо перед моими глазами огромный билборд, исписанный лозунгами и эмблемами. Люди вокруг меня выкрикивают заученные фразы, и я изо всех сил стараюсь слушать громкий стук своего сердца, а не то, что происходит вокруг.
   И, конечно, меня беспокоят регуляторы. Она окружают всю толпу, как послушные оловянные солдатики в своих безупречно чистых униформах. На первый взгляд может показаться, что они даже и неживые, но я как сейчас помню безумные взгляды и дубинки, которые они готовы пустить в ход в любую секунду.
   Я – пучок оголенных нервов, пытающийся казаться мотком обычной проволоки. Я стараюсь смотреть на сцену с интересом, где представители АБД распинаются об исцелении и какую пользу оно приносит в общество. Меня начинает подташнивать от их речей, особенно от смысла, сокрытого в них. Мы даруем вам спокойствие, а вы станете нашим послушным стадом. Когда речь доходит до парня, портретами которого разукрашены все последние газеты, Джулиана Файнмена, у меня появляется навязчивая идея сбежать отсюда подальше, в Дикую местность, где все разговоры о правительстве – лишь пугающие разговоры, неуважительные фразы, рассказанные без опасения быть услышанным не теми ушами. Я читала много статей в последнее время, готовясь к этой вылазке, но никогда не думала, что не буду готовой к ней настолько. Мне трудно дышать, потому что накатывают воспоминания о тех днях, когда я верила в правдивость всего этого.
   Заставляю себя глубоко вдохнуть и махаю рукой на свое лицо, пытаясь сделать вид, что мне просто стало немного дурно от жары. И правда, мое тело покрыто испариной, а утреннее солнце, кажется, жарит как в пустыне. Я не могу провалить это задание и выдать нас своим волнением, особенно учитывая то, что оно у меня первое. Прежде я просто жила в Дикой местности, привыкая к странному ритму их жизни, впитывая ненависть к исцелению, находя в своей голове новые и новые способы расправы с АБД. И теперь я не могу отступить из-за глупых нервов. Ко мне до сих пор относятся как к глупой новенькой, страдающей из-за своей потерянной любви, и я не могу позволить этому продолжиться. Я хочу быть полезной, хочу заслужить уважение своих товарищей – Шона и Лисы, и остальных участников Сопротивления. Поэтому я снова фокусирую свое зрение на сцене, где Джулиан говорит какие-то слова, написанные специально для него знающими людьми. Толпу захватывает странное волнение, когда он рассказывает заученную историю в тысячный раз, и невольно это передается и мне.
   И когда он уже благодарит за уделенное ему внимание, боковым зрением я замечаю какое-то движение. Подозрительное движения человека в черном, а потом выстрел.
   Резкие звуки, как мини-взрывы, заполоняют все пространство, а во мне поднимается паника. Стреляют ото всюду, но сколько бы я не вертела головой, не могу уловить ни одного пистолета. Регуляторы срываются со своих мест, и поэтому начинают волновать меня еще больше, чем пистолеты в руках неизвестных людей. Все начинают бежать куда-то, а срывающийся мужской голос орет в микрофон что-то о спокойствии и контроле. Я задеваю плечом Шона и спрашиваю, стараясь заставить свой голос звучать ровно:
   - Что это? Наши?
   А потом я вспоминаю, что мне рассказывали о другой стороне Сопротивления, о людях, которых не волнуют жертвы. Они ненавидят АБД, исцеление и исцеленных, и для них не важно, кого убить на своем пути. Даже если это невиновные люди.
    - Стервятники, - отвечаю я сама же на свой вопрос, и только теперь до меня доходит настоящее назначение нашей миссии. Мы должны наблюдать за Стервятниками. Ни за Джулианом, ни за его отцом, а за врагами, которые преследуют те же цели, что и мы.
   Кто-то задевает меня рукой, чье-то плечо бьет меня в спину. Всюду паника, и я не представляю, как нам выбраться отсюда незамеченными, учитывая, что все наверняка будут проверены.

6

   Мне не приходится изображать из себя напуганную девочку, потому что мои колени трясутся от страха, который я стараюсь скрыть от Шона и Андреа. Я чувствую на себе колкие взгляды регуляторов, в воздухе витает запах животного страха, вызванный выстрелами Стервятников. Мокрые от пота волосы липнут к шее, и я борюсь с желанием скрутить их в тугой узел, но это подставит нас опасности из-за моего шрама, все еще не до конца зажившего. Нужно собраться и позволить друзьям увести себя отсюда – они знают, что нужно делать, ведь это не первая их вылазка, в отличие от меня. Но я не хочу быть лишней, обузой, из-за которой они могли бы попасть в беду.
   Правда, я понимаю, что все мы уже в беде. Регуляторы перекрывают выходы, и нет никакой возможности проскочить мимо них незамеченными. Они наверняка устроят тщательную проверку всех, кто находится на площади, сколько бы времени это не заняло. Единственная возможность скрыться – затеряться в толпе, найти способ обойти регуляторов, и бежать от них, не оглядываясь. Но как могут три беспомощных человека убежать от сотни вооруженных людей, которые наверняка знают город лучше, чем мы? Я продолжаю беспорядочно вертеть головой, пока мы едва-едва пробиваемся сквозь толпу. Люди вокруг нас кричат своим друзьям, семьям, стараясь не потеряться и проверяя, все ли в порядке с ними. Но они ведь не могут по-настоящему беспокоиться о них. Это, скорее, напоминает легкий зуд, как если бы у вас подгорела курица к обеду. Иногда я воображаю, что так жить намного легче, а уже через минуту ужасаюсь собственным мыслям. Поверить не могу, что когда-нибудь перестала бы заботиться о своих друзьях или даже о семье, которую оставила в Портленде. Как бы я ни ненавидела исцеление, а они все же – часть меня.
   Крики сливаются в непрерывный гул, и я не могу разобрать уже ни одного слова из того, что в громкоговорители кричат регуляторы. Призывают к порядку, спокойствию и советуют оставаться на своих местах. Три основных правила исцеленных – спокойствие, порядок, бездействие.
   Наконец, от моего верчения головой, появляется какой-то толк. На другой стороне толпы я вижу совсем неприметную дверь в какое-то старое, серое здание с перекошенной крышей, явно давно не знавшее ремонта. Большую часть входа занимает огромный плакат с символикой АБД, но это поможет нам укрыться. Если мы попадем в это здание, то сможем спастись, отыскав черный вход, или разбив окно, или просто отсидевшись там, пока все не закончиться. Это наш шанс.
   Я быстро пересказываю свою идею друзьям, стараясь делать озабоченное лицо и не привлекать много внимания. Если регуляторы увидят, что мы шепчемся, заподозрят в чем-то и будут следить за нами.
   - Нам нужно пробраться к той двери, - взволнованно говорю я, смахивая липкие волосы со лба. – Но так, чтобы остаться незамеченными.
   Конечно, намного легче сказать, чем сделать, и я ожидаю, что на меня посыплется шквал неодобрения со стороны Шона и Энди, но рада привнести хоть какую-то пользу. И в данную секунду я уверена, что это наш единственный шанс выбраться, минуя регуляторов и бесконечные проверки личности, ведь официально нас не существует. Все, кто скрывается в Дикой местности – либо мертвы, либо сидят в Крипте, либо вообще никогда не рождались по версиям правительства. Послушное население не задает вопросов, а мы не мешаем, пока не начинаем путаться под ногами.
   А я не хочу путаться под ногами, я хочу устроить им незабываемую революцию.
   Но, явно не в толпе, окруженной десятками регуляторов.


Вы здесь » DARK BLESSING » ФОРУМНОЕ [I'll return from darkness] » магдалена [delirium]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно