Глава 2.

Меня будит громкий стон сирены. Ненавижу этот звук. Отдала бы половину своей еды, чтобы не слышать его. Накрываюсь одеялом с головой в надежде, что про меня забудут и оставят здесь тихо умереть в одиночестве. Через десять секунд одеяло летит на пол, и я слышу рассерженный голос Рейвэн.
— Вставай, Лина! Ты же не хочешь, чтобы мне влетело!
Я не хочу. И я встаю. Рейвэн ответственная за нас, поэтому кроме обычных обязанностей, оглашенных утром, ей приходится еще следить за тем, что бы мы вовремя вставали, выполняли свою работу и следовали расписанию.
Я проскакиваю в ванную после Скар, быстро чищу зубы, принимаю душ и одеваюсь. Между подъемом и завтраком не так много времени. На то, чтобы приготовить завтрак, у Скар остается не больше пятнадцати минут, но здесь все рассчитано: этого хватит, чтобы разогреть полуфабрикаты и разложить все по тарелкам. Иногда мы едим остатки со вчерашнего ужина.
Скар здесь дольше всех, и она всегда готовила. Я даже представить себе не могу, как это — весь день месяцами напролет торчать на кухне и отмерять строго одинаковые порции каши.
На завтрак мы идем сонные и недовольные, и маленькая тарелочка овсяной каши никак не способствует поднятию настроения. Сегодня я стараюсь успеть занять место рядом с Рейвэн, и Алекс с Джулианом остаются на другом конце стола. Не смотрю ни на одного из них, но борюсь с диким желанием сделать это.
Когда тарелки почти опустели, приходит наш командир — невысокий исхудалый мужчина в очках. Его усы такие густые, и так смешно заворачиваются в разных направлениях, что я невольно начинаю изучать их каждый раз, вместо того, чтобы слушать. Его зовут Бен, и мне странно слышать такое обычное имя, среди остальных. У него блестящая лысина, и он не выходит на поверхность без головного убора — опасается солнечных ударов. Он становится так, чтобы его было видно всем, и начинает ежедневную процедуру.
— Доброе утро, мои дорогие мятежники. Хе-хе. Как спалось?
Эти его ежедневные неудачные попытки пошутить здорово действуют на нервы, поэтому я сразу переключаю внимание на кашу в своей тарелке, размазывая ее по краям.
— Лина! Ты меня слушаешь? — спохватывается он, когда моя ложка слишком издает слишком громкий стук.
— Конечно, Бен, — я послушно оставляю занятие и, слава богу, он уже закончил с неофициальной частью.
— Ну, что ж. Сегодня наша очередь охранять границы.
Мы меняемся через день. Первый день не посылаем двух человек, второй — посылаем, и так дальше. Я уже охраняла, и это не самое любимое мое занятие — сидеть целый день в замаскированной будке и смотреть на горизонт. Естественно, в голову лезут разные мысли.
— До обеда на посту будут Рэйвен и Хантер, — продолжает Бен, — после обеда Ревэн пойдет на склад, а Хантер — с Тэком на охоту. Лина до обеда помогает Тэку, а после — сторожит.
Я закатила глаза. Уж лучше полы натирать.
-…Алекс до обеда пойдет к гнездам, а потом присоединиться к Лине..
Меня будто холодной водой обдали. Рейвэн под столом сжимает мою руку, будто говорит — «Это все равно, когда-нибудь случилось бы». Меня бросает в холодный пот от одной мысли, что мне нужно будет находиться в узкой жаркой будке вдвоем с Алексом.
— Джулиан снова отправляется в первый отдел, близнецы занимаются стиркой, а Грингрей — помогает Скар на кухне.. Извини, парень, у нас недостаток женских рук.
— Можно я с ним поменяюсь? — тут же выпаливаю я, смотря точно на Бена, не смея скосить взгляд ни на миллиметр, чтобы не увидеть выражения лица Алекса, или Джулиана. Бен тяжело вздыхает.
— Твое рвение похвально, деточка, но это уже занесено в журнал, и потом ты вчера уже была на кухне. Он справится.
Я откидываюсь на спинку складного стульчика и стараюсь выглядеть как можно более равнодушно. Воет сирена, и все вскакивают со своих мест, а я благодарю Господа за то, что мне придется всего полдня провести в компании Алекса, а не весь.
— Пойдем со мной, — говорит мне Тэк, и я послушно плетусь на склад. Там он достает длинный лук и колчан со стрелами, пару ножей, пистолет, и несколько плетеных корзин.
— Возьми, это для защиты, — он сует мне в руки нож и пистолет, — а сюда ягоды будешь собирать, какие скажу, — в моих руках оказываются две небольшие корзинки, и я облегченно вздыхаю. Все-таки, Тэк понимает, что я маленькая ноющая истеричка, не переносящая вида крови.
Мы поднимаемся на поверхность, не произнося ни слова, и направляемся в лес. Тэк уже достаточно освоился здесь, так что я полностью на него полагаюсь, и гляжу себе под ноги, не разбирая дороги. Он передвигается уверенным шагом, но бесшумно. Я тоже стараюсь не наступать на сухие ветки и ни за что не цепляться, но получается хуже.
— Ты можешь не идти сегодня на пост, — вдруг говорит Тэк, — скажи, что чувствуешь себя плохо.
Я поначалу даже растерялась, а потом начинаю вспоминать, что Алекс сразу сдружился с ним. Его уже раза три ставили в помощники Тэку. Это может пойти мне на руку, ведь нужно же как-нибудь подготовиться.
— Все нормально, правда, — мямлю я, а потом набираю побольше воздуха, и выпаливаю. — А он говорит обо мне?
— Поначалу нет, — по голосу я понимаю, что он ухмыляется, — я и не спрашивал. А потом мы как-то заговорили о Джулиане, он говорит, что ненавидит его. Это же логично, — снова смешок. — Но про тебя он не говорил. Только все время наблюдает.
— Не упускает возможности пустить в мою сторону ненавистный взгляд, — бормочу я себе под нос, но Тэк слышит, и снова смеется.
— Нет, он приглядывает за тобой. Злиться, конечно, что ты его так просто отпустила, но по-прежнему заботится.
— Хантер говорил, что он не хочет меня отпускать, — все так же неуверенно говорю я.
— Он мало что кому говорит, — немного резко отвечает Тэк, — но, пожалуй, да. Может, тебе стоит с ним поболтать.
— Не думаю, что смогу дышать в его присутствии, — уже совсем едва слышно бубню я, но Тэк не отвечает.
Немного странно то, что я обсуждаю свои проблемы с Хантером и Тэком. И странно то, что именно Тэк завел этот разговор. Меня вдруг озаряет одна мысль.
— А Рейвэн? Тебе тоже стоит с ней поболтать, — теперь уже моя очередь ухмыляться.
Тэк резко останавливается, и поворачивается на сто восемьдесят градусов.
— О чем поболтать? — почти шипит он, но на меня это не действует.
— Брось, всем известно, что вы нравитесь друг другу, — я говорю это без злорадства и сарказма, а просто как совет другу.
— Сам разберусь, — выплевывает Тэк, и указывает на куст мяты под ногами, — соберешь здесь мяту, потом пройдешь футов двадцать на Север, там будет большой куст ежевики. Я вернусь до сирены.
Он уходит дальше, так же бесшумно, и я остаюсь совсем одна. Опускаюсь на корточки, и рву листочки ароматной мяты. Не могу не думать о словах Тэка. Алекс ненавидит Джулиана, это я предполагала. Насколько далеко он может зайти в своей ненависти? В «Крипте» люди меняются настолько, что запросто могут…
Нет. Алекс не мог так измениться. Его холодность и отстраненность — лишь маска, стоит ее снять, и в его глазах снова будет блестеть жидкое золото. Я даю волю воспоминаниям. Приятный вкус его губ, как будто кленовый сироп на завтрак. От него всегда пахло Дикой местностью, какой-то необузданностью и свежестью. Кожа горела, где ее касались нежные пальцы Алекса. И как самоотверженно он спасал мне жизнь.
Я тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Меня волнует, как вести себя сегодня? Сторожевые будки расположены по периметру, и укрыты зеленой листвой, так что увидеть их нельзя. Покидать пост до сирены тоже нельзя. На время, когда мы пойдем на обед, или ужин, нас заменят военные, люди, которые живут на нижних уровнях. Нам запрещено с ними разговаривать, и неизвестно, сколько их вообще в хоумстиде. На верхних уровнях живет сто человек, но, сколько их там, на глубине, мы можем только догадываться. Во всяком случае, они не показываются на поверхности слишком часто.
Сегодня я могу делать вид, что со мной любой другой человек, только не Алекс. Но это будет архисложно. Могу попытаться поговорить с ним о прошлом. Или о настоящем. Расспросить о том, что он делал этот год. Рассказать о себе. Но, скорее всего, я просто забьюсь в угол, и буду тихо плакать, пока он окончательно во мне не разочаруется.
Я просто не готова с ним вот так встретиться. Пропасть между нами росла с каждым днем разлуки. Я старательно убеждала себя в том, что он не вернется, сколько не зови, и что я должна быть сильной, и присоединиться к Сопротивлению во имя нашей любви. Вот только воскресить я ее не готова. Я хочу, но не знаю, выдержу ли. Вполне возможно, что я свалюсь от счастья, имея возможность снова прикоснуться к нему.
Минуты в раздумьях проходят быстро, и я уже наполняю вторую корзинку сочными ягодами ежевики, поминутно отправляя одну из них в рот. За завтраком я опять ничего особо не съела, но любая энергия мне понадобиться. Теперь я думаю о Джулиане. Как же я все-таки быстро смогла выкинуть его из головы. Всегда ведь знала, что он лишь будет служить заменой Алекса. Я хотела снова чувствовать себя как тогда, но не конкретно с ним. Мне бы, наверное, подошел любой симпатичный парень, который тянулся ко мне. А я, как всегда, поддалась бы порыву, и дала миллионы глупых обещаний. Но я виновата перед ним, и этого не отнять. Он понадеялся, что мы будем вместе, а я оставила его, и уже подумываю о том, как бы поскорее оказаться в объятиях Алекса.
Подумываю. Но даже не смею надеяться.
Тэк вернулся минут за десять до сирены, и мы отправились назад. У меня две полные корзины с ежевикой, и листиками мяты, у него на поясе два кролика и белка. Неплохой улов за полдня. Мы почти доходим до хоумстида и едва слышим сирену. В сторожевых будках ее тоже почти не слышно, но можно ориентироваться по наручным часам, которые выдают всем.
Мы отдаем добычу и идем в столовую.
— Ты думаешь, что Рэйвен тоже… ну… — мямлит Тэк по дороге. Я удивляюсь, еще никогда не видела, чтобы он так говорил.
— Уверена.
— Не говори ей, ладно?
— Хорошо.
У меня поднимается настроение. Хоть у кого-то все, возможно, будет хорошо.
За обедом я сажусь между Грингреем и Скар. Алекс и Джулиан снова остаются на другом конце стола. С большим интересом ковыряю вареную ножку дикого цыпленка. Внутри меня образовался странный комок, который ворочается, как сонный котенок. Каким-то чудом запихиваю в себя половину порции, остальное остается нетронутым. Как только гремит сирена, на негнущихся ногах иду на склад, компанию мне составляет Рейвэн, ей предстоит там провозиться оставшиеся полдня.
— Не переживай так. Он чувствует то же самое, — шепчет она мне. Я молчу, тупо смотрю перед собой. Их советы начинают порядком надоедать. Шагах в тридцать позади, идет Алекс. Я не оборачиваюсь, но чувствую. Он догоняет нас только у дверей склада, и я чувствую его дыхание на затылке. Мурашки пробегают по телу диким стадом, оставляя после себя «гусиную кожу».
На складе нам выдают по рации, чтобы можно было сообщить в случае опасности. Алексу дают пистолет и нож, у меня они еще с охоты сохранились. Пистолет за поясом джинсов, нож спрятан в кармане.
— Ты всю жизнь будешь делать вид, будто меня не существует? — жестким голосом спрашивает Алекс, когда мы уже выбрались на поверхность.
Больно.
Дико больно слышать, как он обращается ко мне в таком тоне. Комок внутри подбирается к горлу.
— Я… не делаю вид, — выдавливаю я пискливым голосом. Не думала, что наш первый разговор будет таким. В своих самых смелых мечтах я надеялась, что мы упадем друг другу в объятия, и никакая сила не будет в состоянии разъединить нас. Но, время меняет людей.
— И не обнимешь, не поцелуешь? — продолжает он издеваться. — Ах, да. Я забыл, у тебя же теперь блондинчик. — Его голос дрогнул, но Алекс сделал вид, что не замечает. Я почти рычу от злости.
— Если ты воскрес ради того, чтобы поиздеваться надо мной, можешь возвращаться, откуда пришел! — выплевываю я ему в лицо, и в следующую секунду уже сожалею об этом.
В моем голосе столько яда, что хватило бы за весь Портлент. Я прикусываю язык, но продолжаю нагло смотреть ему в лицо. На какое-то мгновение я вижу в его глазах что-то. Тень обиды, разочарования, и… надежды? Нет, мне определенно показалось, потому что через секунду его лицо по-прежнему жестокое и непроницаемое. Я ловлю себя на мысли, что впервые нахожусь с ним в такой близости. Мы стоим практически в паре дюймов друг от друга, и я чуть наклонена вперед, с вызовом, а Алекс назад. Ему приходиться пятиться несколько шагов, чтобы не наткнуться на меня.
— Идем, нам влетит за опоздание, — холодно говорит он, и у меня уже нет возможности взять свои слова назад, потому что Алекс уверенным шагом направляется к сторожке, оставив меня позади.
Когда я дохожу до будки, военные уже выходят, а Алекс располагается.
Места здесь совсем не много, как раз для двух человек. Если смотреть с расстояния ста метров, вы увидите лишь большой куст ежевики, ничего больше. Идеальная маскировка.
Здесь есть бинокль и небольшая деревянная лавка, которой хватило бы только для двоих, и некое подобие столика, куда Алекс уже выложил свою рацию и пистолет. Я сажусь на лавку, и невольно смотрю на него. Тот же парень, из моего прошлого. Волосы цвета опадающих осенних листьев, красивый ровный загар, то же прекрасное лицо, рельеф мышц виден даже через футболку. Я не вижу его глаз, но представляю, что они такие же теплые, как в первый день нашей встречи, и напоминают о кленовом сиропе, которым мама в детстве поливала блинчики. Его даже украшает шрам на лице. Клянусь, я никогда не видела ничего более совершенного, чем Алекс.
Хочется забиться в угол и скулить от беспомощности, но я не буду. Я буду сильной, чтобы он это видел.
— Что? Нравится шрам? — таким же холодным голосом спрашивает он, и только сейчас я замечаю, что откровенно пялюсь. Быстро отвожу взгляд.
— Я не его рассматривала, — без запинки отвечаю, и жутко горжусь собой. Надо же, я смогла сказать целых четыре слова.
— А что тогда? — так же холодно продолжает он, опираясь спиной о пуленепробиваемое стекло.
— Ты изменился, — честно говорю я, продолжая отводить взгляд.
— Ты тоже.
— Ты сделал меня такой.
Я застала его врасплох. Поднимаю глаза, и вижу растерянность.
— Ты бросил меня там. Ты сказал, что будешь у меня за спиной, — почему-то с хрипом продолжаю я. Странно, но раньше я даже не задумывалась о том, что виновата не я, а Алекс. — Думал, что лучше будет сдаться?! Я несколько дней истекала кровью в лесу, пока меня не нашли! Я чуть не умерла, Алекс! А если бы ты сдержал свое обещание, мы бы… — я останавливаюсь, чтобы проглотить слезы, но они уже текут в три ручья. Я перескакиваю на другую тему, — я умирала, и видела перед собой тоннель, в конце которого стоял ты. Я гадала, встречусь ли с тобой там. Я была уверена, что ты мертв, Алекс! Я сама не хотела жить! Присоединилась к Сопротивлению, потому что ты бы этого хотел! Думала, что тебе бы понравилось. А когда встала на ноги, начала бегать. Я бежала, и говорила себе: «Если еще немного быстрее, то Алекс выпрыгнет из-за того дерева, и будет обнимать тебя до тех пор, пока твое дыхание не восстановиться». Или: «Если добежишь до того дерева, он будет ждать тебя там, и вы вместе отправитесь назад». Ты чудился мне, но я не смела повернуть голову, чтобы не спугнуть видение. Мне снились сны, только с твоим участием. Но я не могла ждать тебя всю жизнь, понимаешь? — я уже практически перешла на истерический крик, вскочив на ноги, и активно жестикулировала, подступая все ближе. — Я отпустила тебя, и стало легче. Я могла принести какую-то пользу Сопротивлению, и я старалась изо всех сил, а Джулиан… — я осеклась. Перевожу дух, размазываю слезы по лицу, и продолжаю уже более спокойно. — Он напоминал о тебе. Я была уверена, что ты уже никогда не вернешься…
Я не знаю, почему начала жалеть себя, потом оправдываться, но теперь уже ничего не могу сказать из-за рыданий. Ненавижу. Ненавижу себя, свою слабость и все, что наговорила. Зачем, зачем я это сказала? Но слова лились потоком, как будто я долго учила эту речь. Но о таком я даже не думала. Закрывая лицо руками, я снова сажусь на лавку, и пытаюсь успокоиться. Становиться легче, после того, как выговорилась. Я чувствую, как он садиться рядом, но даже не смотрю.
— Не надо, Алекс. Хватит издеваться надо мной. Просто… прости меня, и можешь дальше делать вид, что не знаешь меня, — шепчу я, вытирая слезы, но его руки настойчиво ложатся мне на плечи, и разворачивают к себе. Я вздрагиваю, но не вырываюсь. Отчаянно шмыгая носом, осмеливаюсь взглянуть ему в глаза.
Они снова такого теплого оттенка, как мед. Клянусь, я готова вечно смотреть в них.
— Лина, — мягко говорит он, и мне уже не вериться, что минуту назад он только язвил в мою сторону. Он встряхнул головой, как будто пришла неправильная мысль, а потом продолжил, — я просто хотел, чтобы ты выжила.
— Я не хотела жить без тебя, — в ту же секунду выпаливаю я, перебивая. Он кладет мне палец на губы. Я сейчас взорвусь от тупого счастья, которое переполняет меня от его прикосновений.
— Не важно, что было… точнее, важно, ведь это были лучшие дни в моей жизни, когда мы были вместе, но, потом… ах, черт, — он запинается, не в силах подобрать слова.
Не важно, что было.
Это в прошлом.
Вот, что он хочет сказать.
— Все нормально, Алекс. Я не сержусь на тебя, — сиплым голосом говорю я, выкручиваясь из его рук, — все в прошлом.
— Ладно, если ты так хочешь. Джулиан будет отлично парой для тебя, — в его голос возвращаются прежние нотки холода, это невыносимо. Но слова режут слух.
«Если ты так хочешь».
— Ты не знаешь, чего я хочу! — снова почти кричу я на него. Алекс непонимающе уставился, и я признаюсь, — я тоже не знаю, чего я хочу. Мне стыдно, что я так поступила с Джулианом, и с тобой… я запуталась. Я хочу вернуть то лето, отмотать пленку назад, и сбежать с тобой. Чтобы никто нам больше не помешал.
Я устала кричать и плакать. Я просто говорю все, что вертится в голове. Мысли несвязны, и по большей части это — отрывки их прошлого.
— Я тоже хочу, — тихо говорит он, — но у нас есть только настоящее.
Я не отвечаю, и отворачиваюсь. Алекс встает с лавки, и занимает свою прежнюю позицию у стены. Каждый думает о своем. Я думаю о том, как поступить.
Если я смогу снова быть с Алексом, это будет неправильно по отношению к Джулиану. Он, конечно, все понимает, но я не смогу смотреть ему в глаза. Нужно поговорить с ним. Сегодня же сделаю это.
Или, я могу выбрать одиночество. Всю жизнь разрываться между прошлым и будущим, жалеть о попытках вернуть одного из них, и будто зависнуть во времени. Я состарюсь тихо и медленно, а может, умру, когда война наберет силу. Они будут по-прежнему ненавидеть друг друга до самой смерти.
Смерть.
Смерть.
Умереть.
Я смакую это слово. Идея кажется поначалу такой заманчивой. Я умру, меня просто не станет. Я буду покоиться в сырой холодной земле, под теплым покровом, и освобожу двух прекрасных людей. Они станут свободными, как птицы, независящими от нелепой девчонки, сошедшей с ума от прекрасной болезни, и запутавшейся в собственных чувствах. Возможно, они будут страдать. Но отпустят. Так, как я отпустила Алекса.
— Я скоро вернусь, — отрывисто говорю я и, не дожидаясь ответа, выскальзываю их сторожки, и бреду в чащу. Ноги сами несут меня куда-то, а в голове крутится лишь одна мысль.
Смерть, смерть, смерть. Легкость. Освобождение.
Я перестану существовать, и всем станет легче.
Я останавливаюсь перед озером. Синий. Нет, не этот цвет я хочу видеть перед тем, как умру. Эта мысль даже забавляет. Я не боюсь. Поднимаю голову вверх, в пасмурное небо. Серый. Пытаюсь будто впитать в себя этот цвет.
У меня есть пистолет и нож. Достаю нож. Не знаю почему. Я не доверяю огнестрельному оружию.
Я не знаю, как нужно это делать, действую интуитивно. Поворачиваю руку тыльной стороной вверх, и взгляд падает на паутинку тонких синих венок чуть ниже запястья. Если перерезать — я быстро потеряю много крови от маленького пореза. Я даже улыбаюсь, когда подношу нож к этому месту. Всего одно движение, и через несколько минут меня уже не будет. Это легко. Даже Алекс выбирал такой путь.
«Я люблю тебя, Алекс».
— Самоубийца, — звучит за спиной знакомый голос.
Меня будто сбросили с того утеса, который так часто преследовал во сне. Мне нечем дышать. Роняю нож, будто это что-то ужасное, неземное, и резко оборачиваюсь. За спиной стоит Алекс.
— Ты презирала свою мать, когда думала, что она покончила жизнь самоубийством, — говорит он мне жестким голосом. Так говорят с преступниками, когда выносят приговор.
— Самоубийца, — эхом повторяю я. Это слово преследовало меня везде, в моей старой жизни. Алекс медленно подходит ближе.
— Но я не хочу жить, — истерическим шепотом оправдываюсь я.
— Ты выжила без меня, и не хочешь жить, когда я вернулся, — глухо говорит Алекс, не останавливаясь.
— Это слишком сложно.
— Это просто.
Он уже в паре дюймов от меня. Позади — озеро, отступить некуда. Я смотрю ему в глаза, и вспоминаю ночь в сарайчике. Он все тот же, только шрам портит дежавю. Алекс медленно наклоняется ко мне.
— Позволь, я покажу тебе, — горячий шепот щекочет ухо. Я готова развалиться на кусочки, на атомы, растаять в воздухе, чтобы стать его кислородом. Его руки приятно гладят спину, и я закрываю глаза. Понятия не имею, как минуту назад я была готова умереть, если еще имею возможность любить его так сильно, что сердце выскакивает из груди.
Его губы скользят вдоль моей шеи, вверх, к подбородку и, наконец, к губам. Я не могу дышать. Я не могу пошевелиться. Целый год я мечтала о том, чтобы прикоснуться к нему еще раз, почувствовать вкус поцелуя, обнять, а теперь я словно в оцепенении.
Алекс отстраняется, взяв мое лицо в свои руки.
— Мы покинули пост, — тихо говорит он, и уходит. Я не могу пошевелиться, просто тяжело дышу, как после длительного бега. Я снова прикасалась к нему. Жар разливается по всему телу, конечности снова меня слушаются. Поднимаю нож, и на ватных ногах я бреду обратно к будке, кусая губы, на которых до сих пор горит поцелуй.
Что он хотел сказать этим поцелуем?
«Это просто».
Это просто — наплевать на все, и попытаться стать счастливыми. Но это же не так.
Мне нужно поговорить с Джулианом, срочно. Я должна объяснить ему все, он поймет, и не будет ненавидеть меня. Или будет. Возможно, он поймет, что делирия — на самом деле такая опасная болезнь, какой ее рисуют в книжках. Ну и пусть. Она в самом деле такой является, она поглощает, разливается по венам, запускает острые щупальца в самое сердце и разрывают его на куски. Но эта боль сладкая и такая желанная.
Но сначала мне нужно досидеть свою смену, и удостовериться, что никто не видел, как мы покинули пост. Кажется, все чисто — Алекс снова прислонился к толстому стеклу, и уставился себе под ноги. Здесь, кажется, никто никогда и не думает по-настоящему охранять местность — ни одного налета за последние пять лет. Да и вообще, по-настоящему серьезно здесь относятся лишь к распорядку.
После этого странного поцелуя я впервые почувствовала легкость. Мне хочется находиться с ним рядом, говорить, и не испытывать при этом ни малейшего угрызения совести.
— Ты правда меня не ненавидишь? — спрашиваю я, снова присаживаясь на лавку.
— Ненавижу? — он невесело усмехнулся, в глазах непонятный блеск, — как я могу тебя ненавидеть?
Я недовольна ответом, и явно не собираюсь уступать. Алекс качает головой.
— Я, наверное, должен тебя ненавидеть. Но я не могу.
Мое горло сжимает, я не могу дышать. Он должен меня ненавидеть. По его мнению, это логично. Но я ведь сама так думаю. Или уже нет?
— Не могу, и не хочу. Ты изменилась, но ты до сих пор мне нравишься, — он говорит тихо, спокойно, но до меня быстро доходит, что он пытается мне сказать.
Прошлое действительно не имеет значения.
Потому что мы — уже другие люди.
Странно, но от этого мне сделалось легко. Как будто я отдала какой-то очень давний и большой долг.
— Я понимаю. Это как новая жизнь. Я действительно тебя больше не знаю, а ты меня, — я стараюсь подражать его интонациям, говорить так же тихо и спокойно, но голос предательски дрожит.
Он отрицательно машет головой.
— Это неправда. Я тот же Алекс, которого ты знала, а ты — та же Лина, которую я когда-то так сильно любил.
Слова «когда-то любил» режут, как острый нож. Но я не обращаю внимания, хочу выслушать его.
— Но все не будет, как раньше, Лина. Ты понимаешь это? Я действительно изменился, да и ты вроде, — горько сказал он.
— Тогда зачем ты поцеловал меня? — бессильно спрашиваю я, окончательно запутавшись в его фразах и мыслях.
— Просто… не сдержался, — он смотрит мне в глаза, и я вдруг осознаю, что тоже могу не сдержаться. Я не хочу сдерживаться. Тогда все эти речи об изменении человека просто перестанут иметь значение. Вместо этого я лишь с трудом сглатываю.
— И какая версия Лины тебе нравится больше? — прищурившись, спрашиваю я.
— Старая идеально подходила старому Алексу, — он улыбнулся, — а новая… новую ему только предстоит узнать, — Алекс прищурился, будто пытался понять мои мысли.
А я сама не могла их понять. Находиться так близко к нему уже кажется слишком диким и неподобающим. Я насколько привыкла отгораживаться от него за эту неделю что, наверное, продержалась бы еще год на одной только привычке страдать.
— Ты только больше самоубийствами не занимайся, ладно? — я чувствую холодок в его голосе. Он обижен.
— Прости. Не буду.
Я ломаюсь. Крошусь на маленькие кусочки, осыпаясь Алексу под ноги.
Почти с разбега врезаюсь ему в грудь, и обвиваю руками. Прижимаюсь к плечу, вожу руками по широкой спине, и выдыхаю, расслабляясь. От Алекса пахнет смесью леса, мыла и пота. Сейчас я считаю, что это лучший запах в мире.
Как я жила целый год без него?
Несколько секунд Алекс мешкает. А потом в ответ так же сильно прижимает меня к себе, запускает руку в волосы, другой гладит спину.
Я с удивлением замечаю перемены в его теле. Он и раньше не был хиленьким, но сейчас его тело будто сплетено из жестких веревок — мышцы стали сильнее, и мягких мест на нем почти нет. Но, тем не менее, он не кажется большим, или чересчур накачанным. Я чувствую себя маленькой и  хрупкой, но защищенной. Медленно вдыхаю, и выдыхаю, стараясь унять бешеное сердцебиение. Клянусь, дикий стук моего сердца слышно в другом конце хоумстида. Вернее, это даже не похоже на стук. Скорее бешеные подпрыгивания и кульбиты.
Я не знаю, сколько мы так стоим. Может десять минут, может час. Я готова закаменеть, сделаться бездумной статуей, лишь бы никогда не вырваться из его сильных, но нежных объятий. Я почти стону, когда он отстраняется, и смотрит в мои глаза. Спокойный взгляд заставляет меня погружаться в янтарно-золотистую сказку.
Он целует меня в лоб, и садит рядом с собой на лавку. Там едва хватает места для двоих, но тем лучше: я постоянно могу чувствовать тепло его тела. Это теперь как наркотик, как сильнейшая зависимость. Я завишу от Алекса, и больше никогда не смогу оставить его — это единственное, в чем я сейчас уверена.
— Ты правда изменилась, — тихо говорит он, перебирая мои волосы.
— Стала слабовольной нюней? — фыркаю я. Алекс усмехается.
— Нет, наоборот. Ты стала сильной. И не только в физическом плане.— Он многозначительно посмотрел на меня. — Слезы ничего не значат, если внутри ты бесстрашный воин.
— Странное сравнение, — я закусила губу, размышляя, — но все равно, спасибо.
Бесстрашный воин. Что бы это могло значить? Как много он знает о том, как я провела прошедший год?
— Ты тоже стал другим, — я хватаюсь за эту тему, чтобы выудить у него какую-нибудь информацию. Спрашивать про это напрямую я, почему-то, не хочу.
Его взгляд вдруг стал стеклянным.
— «Крипта» меняет людей.
Я хмурюсь, касаясь пальцами вытатуированных цифр на его шее. Прямо под треугольником.
— Ты не обязан мне рассказывать, — говорю  я тихо, словно боюсь пробудить в нем что-то.
— Просто не сейчас, — быстро отвечает он.
Честно говоря, я не готова. Не хочу слышать о его страданиях.
Мы сидим так, пока небо не начинает багроветь, солнце клониться к горизонту. Оба молчим. Оба думаем о чем-то. Но этого достаточно, чтобы понять одно — нам предстоит заново выстроить свои представления друг о друге и, соответственно, свои отношения.
Гудит сирена. Я поднимаюсь на ноги медленно, конечности затекли от длительного сидения в одной позе.
— Алекс, — неуверенно начинаю я.
— Да?
— Я не хочу, чтобы все… ну, знаешь… думали, что мы… — я не могла подобрать подходящих слов, и спотыкалась на каждой букве.
Алекс изучал мое лицо с абсолютно спокойным выражением лица.
— Я понял. Не беспокойся, будем делать вид, что ничего не происходит.
Я вздыхаю.
— И еще… я сегодня поговорю с Джулианом. Я должна с ним поговорить, — говорю я, и чувство вины давит на меня, но совсем некстати.
— Хорошо, Лина. Но не пытайся уговорить его подружиться со мной, лучше скажи чтобы держался подальше, — вполне серьезно говорит он, и я понимаю, что Алекс не шутит. Потом он вполголоса добавляет, — если сунется — я его убью.
Меня пугают его слова, но я киваю. В нем появилось что-то… переменчивое. Но очень притягательное.