Глава 2. До завтра.
Я проснулась в холодном поту, немая от ледяного ужаса. Мне снился он, Пит. Сначала все было хорошо, мы сидели на Луговине, рядом резвился Лютик. Солнышко приятно грело в спину, что заставляло не сомневаться в реальности происходящего. Мне было хорошо. Тупое счастье заполоняло мою душу, и я хотела растянуть эти моменты навечно. Так однажды сказал мне Пит — «Вот бы растянуть этот день — так, что бы не кончался». И тогда я еще не понимала всего смысла его слов. А сейчас и сама этого хотела, глупая ирония.
— Я люблю тебя, Пит, — просто сказала я. Не знаю почему. Просто захотелось. Я думала, что он сейчас поцелует меня, обнимет, я смогу снова прижаться к нему всем телом, вдохнуть его желанный запах, но он неожиданно вскочил. Его зрачки расширились до предела, радужки почти не было видно.
— Ты врешь! Ты всегда врала! — он кричал так громко, будто находился всего в паре сантиметров от моего уха. — Ненавижу тебя.
Последние слова были сказаны с такой злобой, что я сжалась и начала плакать. Я наивная дура. Он никогда не простит меня за то, что я сделала с ним.
Потом были несколько сцен и воспоминаний. Как он чуть не задушил меня, как безразлично потом смотрел, как говорил, что я лишь переродок, создание Капитолия. Все это заставляло меня скулить и выть от внутренней боли.
Но это лишь сон. Просто глупая фантазия, игра моего покалеченного сознания. Сегодня все должно быть по-другому. Я приду к нему, как и обещала, возможно, и мы проведем вместе каких-то пару часов, и может быть, мне посчастливиться хоть на капельку приблизиться к возвращению моего мальчика с хлебом. Я не смею требовать большего. Возможно, это уже будет передозировкой счастья после всех ужасов, что я пережила.
Вчера я поступила ужасно глупо. Поддалась порыву. Я пробралась к Питу в дом, и разбудила его, что бы не слышать жутких криков. Эгоистично? Возможно, в некоторой степени. Но, я помогла ему вынырнуть из того ужаса, а это уже что-то для меня значит. Помню, как мы помогали друг другу справляться кошмарами. В его объятиях мне всегда было спокойно, и кошмары приходили реже, были  расплывчатыми и не оставляли таких глубоких следов в сознании, как сейчас. Я поежилась, вспоминая прикосновения его теплых рук, острее ощущая собственное одиночество.
Встаю, и подхожу к зеркалу. Ужасаюсь. В каком же виде я вчера предстала перед Питом? Волосы спутаны, растянутая футболка почти доходила до колен, а коротких шорт почти не было видно из-за нее. Я могла легко сойти за привидение. Нет, сегодня я не собираюсь так его пугать. Направляюсь в ванную и смываю с себя следы длительной депрессии. Долго лежу в горячей воде. Раньше, я даже не замечала, как успокаивающе действует на меня вода. Собрав всю решительность и настойчивость в кучку, расчесываю волосы. Занятие не из приятных, но я должна выглядеть по-человечески. Полчаса усилий и волосы уже заплетены в такую привычную косу. Потом я одела платье. Оно было похоже на то, что было на мне в день Жатвы, но его создал Цинна. Простое, незамысловатое, ничем не напоминающее образ Сойки-пересмешницы. Я просто девушка, которая волнуется, как четырнадцатилетняя перед первым свиданием с самым потрясающим мальчиком во всей школе.
Я понимаю, что могу умереть, если он не справится с очередным приступом. Но мне наплевать, я не оставлю его, даже если это будет стоять мне жизни. Не так уж она и дорога.
Нарочито медленно я спускаюсь в них. Аппетита нет, я закидываю в себя пару печенюшек и запиваю молоком. Уже полдень. Что ж, самое время идти в гости. Я не знала, что взять с собой, да и не думала об этом до этого момента, так что отправляюсь с пустыми руками. В душе противоречивые чувства. Я хочу увидеть его, и узнать, во что все это выльется, но не могу представить, что случится, если все пойдет не так, как я ожидаю. Что ж, смогу подумать о последствиях позже, когда они уже настигнут меня.
Вот я уже стою возле его двери и переминаюсь с ноги на ногу, ожидая, пока хозяин откроет дверь. Я уже начала было думать, что он забыл, или его ночное приглашение было лишь сонным бредом, как дверь открылась. На пороге стоял все тот же изнеможенный человек, отдаленно напоминавший мне моего Пита. Наверное, я теперь до конца жизни буду называть его своим? Эгоистка.
— Привет, — он улыбнулся, его лицо преобразилось. Настроение сразу поднялось. Он правда рад меня видеть, или просто хорошо играет. Я предпочла верить в первое. Надеюсь, что так и есть.
— Привет, — вторила ему я, искренне улыбаясь.
— Я рад, что ты пришла, — он замялся. Я порхала летним мотыльком где-то далеко отсюда, так что не заметила этого. — Проходи.
Я зашла в дом, уже через дверь, а не как в прошлую ночь. В нос сразу ударил приятный запах выпечки. Еще одно напоминание о прошлом Пите. Он — пекарь, он дня прожить не может, что бы что-нибудь не испечь. И сейчас он, видимо, вспомнил это.
— Китнисс, — смущенно произнес он, закрывая дверь. Я обернулась. Ему правда неловко, или это игра моего воображения? — Ты любишь сырные булочки. Правда, или ложь?
Я думала, нельзя быть счастливее. Я ошибалась. Он помнит. И он хочет вспоминать дальше.
— Правда, — выдохнула я, расплываясь в еще более искрящейся улыбке.
— Тогда пойдем, — он явно чувствовал облегчение, и жестом позвал меня за ним на кухню. На столе лежала горка этих самых булочек. — Я боялся не угадать, и сделал немного. Если они тебе и правда нравятся, буду регулярно печь их, — он еще раз улыбнулся. Я была довольна, как слон. Я представляла себе первые минуты нашего разговора как-то скомкано. В моих самых заветных мечтах он просто не хотел меня убить. А на то, что он что-нибудь помнит обо мне, я даже не надеялась. Наверное, я просто разучилась радоваться. Каждая мелочь заставляет меня трепетать от счастья.
Мы пили чай с булочками. Болтали о всякой ерунде, не имеющей никакого смысла. Иногда Пит задавал вопросы, которые совершенно не казались темы.
— Ты предлагала мне убежать из двенадцатого. Правда, или ложь?
— Правда.
Каждый такой вопрос оставлял отпечаток у меня в подсознании. Я приходила к выводу, что он все же хочет помнить меня такой, какой я была на самом деле. Это уже было огромным шагом вперед.
— Может, прогуляемся? — предложил он, когда у меня уже лопался живот от количества съеденных булочек.
И мы побрели по пустынным улицам Дистрикта-12. Разговаривали мало. Я украдкой поглядывала на него, любуясь исполосованным шрамами, но все же прекрасным лицом. Иногда я так увлекалась, что не замечала, как он резко поворачивает голову, вопросительно смотря на меня. Я лишь качала головой, густо краснея. Но, все равно, вскоре возвращалась к прежнему занятию, изучая его сосредоточенный на своих ботинках взгляд, или причудливый узор взъерошенных прядей на голове.
— Мы пытались закончить книгу твоего отца. Правда или ложь? — внезапно спрашивает он.
— Правда, — я настораживаюсь. — Ты хочешь продолжить? — искренне надеюсь на положительный ответ.
— Да, — быстро отвечает он. — Мы могли бы завтра этим заняться.
Я торжествую. Завтра мы снова увидимся, и возможно, проведем вместе целый день.
Мы вернулись домой лишь после нескольких часов. Бродили по дистрикту, иногда слушая не очень занятные истории друг о друге. Мы избегаем тем, касающихся Голодных игр, или восстания. А так же наших кошмаров. Пит часто спрашивает меня о наших прошлых отношениях, и я стараюсь отвечать ему честно и уверенно, хотя каждый раз смущаюсь.
На пороге моего дома мы прощаемся. На душе тоскливо, но я знаю, что увижу его завтра снова.
— До завтра, — я смотрю ему в глаза, а потом делаю кое-что очень безрассудное. Нагло целую его в щеку. Мурашки пробегают по телу, когда губы касаются его теплой щеки. Глаза Пита округлились, он отпрянул, но сказал лишь:
— До завтра, — скомкано и неуверенно. Я провожала его взглядом до самой двери. Движения были какими-то деревянными, неестественными. Он взволнован. Я тоже.
Быстро захожу в свой дом. Он большой и пустой. Снова становится невыносимо одиноко. Но в душе у меня теплится надежда, что скоро все изменится. Что я сумею вернуть его. Что, однажды я все же увижу моего мальчика с хлебом таким, каков он на самом деле, а не таким, каким его вернул мне Капитолий.

Глава 4. Мы сломаны.
Я не контролирую себя. Это может плохо закончится для нас обоих, но  на данный момент мне все равно. Я хочу, что бы она знала. Как сильно у меня бьется сердце, где-то там, в груди, под ребрами. Такое измученное, изуродованное, но по-прежнему живое. Как сильно оно любит ее, ни смотря, ни на что.
Я чувствую себя безумцем, наркоманом, а она, как желанная доза. Вот только в этот раз, боюсь, у меня случится передозировка. И пусть. Это будет лучшая смерть из всех. Это будет вообще лучшее, что случится со мной. Мое безумие разрастается, как снежный ком, а ломка становится невыносимой, и тогда я лишь едва дотрагиваясь губами до кожи, спускаюсь от уха, ниже, и оставляю поцелуй на шее. Это игра, и она определенно нравится нам обоим. Я играю с ней жестоко, но правила определенно ей по душе. Дыхание Китнисс прерывисто, но она молчит. Монстр внутри протестует, но он не разлучит нас. Не теперь, когда я уверен, что не смогу ее оставить. Я не смог защитить ее до конца. Но я не позволю себе навредить ей, пусть даже не преднамеренно.
Сам не могу сказать, почему так все тороплю. Может, потому что мы и так через многое прошли? Может, потому, что теперь знаю цену каждому дню. Особенно, если провожу его с Китнисс. Иногда мне кажется, что завтра я умру, если не скажу ей то, что чувствую.
Я долго, мучительно боролся с желанием убить ее. Пытался отличить реальные воспоминания от внушенных Капитолием. В тринадцатом все казалось мне жестоким, и я был уверен, что в мире нет добра. А потом мне разрешили вернуться, и за эти несколько дней, я осознал — что добро для меня там, где есть Китнисс.
Сначала мы встретились на улице. Я высаживал примулы. Не знаю почему. Думал, что Прим была бы рада. Или Китнисс. Не важно. Тогда ее реакция казалась резкой, слишком резкой, что бы вселить в меня надежду. Но она пришла ко мне ночью. Она вырвала меня из того ужаса. Даже если это сон, она хотела защитить меня. Итак, один ноль в пользу ее любви ко мне. Так все же, правда, или ложь?
Потом мы провели день вместе. Она отвечала на все мои вопросы, и этот день принес больше успехов реабилитации, чем все дни, проведенные в Тринадцатом. С ней я снова становился живым, а не куском дерева, из которого можно слепить идеальное оружие для убийства Сойки-пересмешницы. Я все время чувствовал ее взгляд на себе, а при прощании, она поцеловала меня. Порывисто, даже не подумав, наверняка. Это еще один плюс. Правда, или ложь? Ложь, или…
И сегодняшний день. Она сказала, что это были лучшие ночи в ее жизни. Очевидно, что она хочет их повторения. И все же. Я боюсь услышать ответ, в любом случае, он изменит многое. Правда. Или ложь. Китнисс Эвердин, ты должна ответить здесь и сейчас.
— Ты любишь меня. Правда, или ложь? — наконец задаю вопрос я. Вкрадчиво смотрю ей в глаза. Как же мы похожи. Оба сумасшедшие. Оба искалеченные. Оба так нуждаемся друг в друге.
— Правда, — тихо шепчет она.
На моем лице появляется улыбка. Ее не скрыть, не уничтожить. Она искренняя. У Китнисс вырывается истеричный смешок. Видимо, она тоже давно ждала этого.
Несчастные влюбленные из Дистрикта-12. Наконец-то. Правда.
Взгляд скользит по ее лицу, по-прежнему прекрасному, и замирает на губах. Я могу не выдержать, потерять контроль. Возможно, это будет слишком, для одного дня.
Мои раздумья затягиваются, и Китнисс, не выдерживая, сама целует меня. Резко подавшись вперед, она почти навалилась на меня, я едва удержался, чтобы не повалиться на диван. Я видел ее такой лишь раз. На Квартальной Бойне, на пляже. Поцелуи, которые заставляют желать большего. Сейчас они вызывают во безумное желание. Жажду. Она нужна мне, как воздух, как вода, умирающему в пустыне.
Китнисс. Любит. Меня.
Я слишком долго говорил себе, что этого не может быть. Я думал, что она выберет Гейла. Он был для нее идеальным. Кажется, они даже думали одинаково. Но где он сейчас? А я всегда буду рядом.
Я разрываю наш жаркий поцелуй слишком быстро. Она недоуменно смотрит на меня.
— Прости, мне все еще слишком сложно контролировать себя, — хриплю я, пытаясь восстановить дыхание. Она выглядит счастливой, восторженной, влюбленной. Вокруг нас нет камер, бесконечной толпы капитолийцев, или Хейтмича, который, как будто специально хочет сделать как можно больнее, придумывая новые и новые способы выражения моей любви, которую никогда и не нужно было подделывать. Искусственные поцелуи, наигранные движения,  нереальное счастье. Дни, которые, как казалось, никогда не придут, сейчас так близко. Мы сломаны, но все так же жаждем любви.
Я не следил за временем. За окном уже давно потемнело. Спали мы действительно долго. И, если честно, я не представляю, чем можно было бы сейчас заняться. После такого разговора, другие бы определенно не клеились.
— Пора спать, — задумчиво пробормотала Китнисс. — Ты останешься?
Целую ее в макушку, и тихо шепчу: «Конечно». Не хочу даже возвращаться в свой пустой дом.
Минут через десять мы уже устроились в теплой постели. Она только вышла из душа, с влажными волосами. Держу ее в своих объятиях, и не собираюсь выпускать до рассвета. Вообще никогда не собираюсь выпускать. Она тихо сопит, ее дыхание размеренное и ровное. Уже уснула. Моя бедная Китнисс. Как же я хотел заслужить твою любовь, и теперь не могу поверить, что смог. Хотя, вряд ли, для этого нужно было бы становиться сумасшедшим. Стоило всего лишь тогда, 11 лет назад, просто подойти и сказать: «Привет. Ты самая потрясающая девочка из всех, кого я встречал, или еще встречу». Вдруг, тогда у меня был бы шанс завоевать ее любовь в мирное время? У нас было бы на тысячу больше таких ночей. Первый поцелуй был бы настоящим, искренним. Да и перед камерами не пришлось бы притворяться. Тогда, на Жатве, я бы и сам вызвался добровольцем, что бы защитить ее. Я бы знал, что нужен ей.
Целую ее в макушку, что бы удостовериться в реальности происходящего. Пьянящий запах, бархатная кожа, размеренное дыхание. Реально. Правда. Она всегда будет рядом со мной.